Неточные совпадения
Калитка отворяется, и во двор въезжает верхом
на вороной высокой лошади молодой человек в черкеске, папахе и с серебряным большим
кинжалом на поясе. Великолепная вороная лошадь-степняк, покачиваясь
на тонких сухих ногах, грациозно подходит
на середину двора и останавливается. Молодой человек с опухшим красным лицом и мутными глазами сонно
смотрит на старика в халате.
А Черек будто переливался под нами, то под двумя моими ногами, то под четырьмя ногами лошади. Впереди,
на том берегу, недвижной статуей стоял красавец Ага, блестя золотым
кинжалом на темной черкеске,
смотря куда-то вверх по течению так, что глаз его я не видел. Это опять-таки прием бывалого горца: не мешать человеку своим взглядом. И это я понял, когда остановился рядом с ним, когда перешел уже в полном покое и сказал ему, радостно улыбаясь...
На турьей охоте с нами был горец, который обратил мое внимание: ну совсем Аммалат-бек из романа Марлинского или лермонтовский Казбич. Или, скорее, смесь того и другого. Видно только, что среди горцев он особа важная — стрелок и джигит удивительный, шашка,
кинжал и газыри в золоте.
На тамаши в глухом горном ауле, где была нам устроена охота, горцы
на него
смотрели с каким-то обожанием, держались почтительно и сами не начинали разговоров, и он больше молчал.
Вокруг оседланные кони;
Серебряные блещут брони;
На каждом лук,
кинжал, колчан
И шашка
на ремнях наборных,
Два пистолета и аркан,
Ружье; и в бурках, в шапках черных
К набегу стар и млад готов,
И слышен топот табунов.
Вдруг пыль взвилася над горами,
И слышен стук издалека;
Черкесы
смотрят: меж кустами
Гирея видно, ездока!
Куницын. Хорошенько ты их, братец, хорошенько! Я сам тебе про себя скажу: я ненавижу этих миллионеров!.. Просто, то есть,
на улице встречать не могу, так бы взял
кинжал да в пузо ему и вонзил; потому завидно и досадно!.. Ты, черт возьми, год-то годенской бегаешь, бегаешь, высуня язык, и все ничего, а он только ручкой поведет, контрактик какой-нибудь подпишет, —
смотришь, ему сотни тысяч в карман валятся!..
Гаврилов раскрыл книгу, но, видимо, не торопился записывать подорожную. Он опрокидывался
на спинку стула, то и дело заглядывая из-за своей перегородки в станционную комнату. Порой он делал Пушных какие-то знаки, от которых
на жирном лице грузного унтер-офицера проступали явственные признаки изумления. Черкес холодно
смотрел на эти маневры и играл рукояткой
кинжала.
Спектакль, казалось, тянулся без конца. Осип Федорович старался
смотреть только
на сцену, но его глаза невольно устремлялись
на роковую ложу, и всякий раз точно
кинжал вонзался в его сердце.